В 1980 году на улице Полевой завершилось строительство зонального вычислительного центра объединенного диспетчерского управления энергосистемами Средней Волги. За сорок лет здание, как и стоящий напротив Дворец бракосочетаний, стало одной из местных достопримечательностей, а диспетчерский зал в народе прозвали «летающей тарелкой». Об архитектурной идее и процессе создания ОДУ рассказывает автор проекта Алексей Герасимов (соавтором выступал Алексей Моргун).
— Я учился в Сибстрине (сегодня — Новосибирский государственный архитектурно-строительный университет, прим. А.А.). Так получилось, что во главе преподавательского состава были ярые последователи конструктивизма 30-х годов. Нам внушали, что на этом надо учиться. Братья Веснины, Мельников… мы их боготворили. Советской классике, «сталинскому ампиру» совершенно не уделялось внимание, все это как бы ушло в прошлое. Один из преподавателей, например, Николай Сергеевич Кузьмин, — был конструктивистом, дружил с Леонидовым, пропагандировал строительство с помощью дирижаблей. По его проекту построено несколько домов-коммун.
Главное в архитектуре — выявить функцию. Нас так учили. Если ресторан — главным в образе должен быть обеденный зал. А здесь сердце всего хозяйства — диспетчерский зал. Я ездил в разные города, смотрел аналогичные здания, у них всех он был на земле. Но почему? Это же образ? Главная функция должна быть видна в архитектуре.
Заказчиком был начальник ОДУ Борис Иванович Пономарев. Он так в меня поверил, все время внушал: «Леша, ты должен сделать такое, что никто не сможет лучше! Это должно быть неповторимо!» Когда он увидел первые рисунки, прямо обомлел от счастья. Он все это спас. Мы поехали в Гидрострой к Семизорову (Николай Федорович Семизоров, руководитель Куйбышевгидростроя в 1962-1987 годах, прим. А.А.). Он посмотрел проект и как пошел: «Я это ни за что строить не буду! Вы что, очумели?! Я строю гидроэлектростанции, у меня плотины, буду я с этой финтифлюшкой мучиться!» Тут у них начались разговоры. Борис Иванович попросил меня выйти и они как-то договорились. Иначе бы ничего не построили.
Только когда он подписал бумаги, мы осмелились поехать в Москву на согласование. Там сразу спросили: «А Семизоров подписал?» Борис Иванович говорит: «Да, подписал». У них от сердца отлегло — раз подписал, значит, может построить.
В Москве я с энтузиазмом все доложил, объяснил. Меня сосредоточенно выслушали и все одобрили. На другой день вызывают меня одного, то ли Сторожук, то ли Непорожний (Константин Сторожук — в 1970-1978 годах начальник центрального диспетчерского управления ЕЭС СССР, Петр Непорожний — в 1962-1985 годах министр энергетики и электрификации СССР, прим. А.А.). И опять такими выражениями: «Ты мне объясни, нахрена тебе этот диспетчерский зал круглый? У нас не аэропорт!» И как понес меня… Я опять с энтузиазмом — про функцию, про образ, про неповторимость. Видимо, его пробрало, и он одобрил. Дальше пошли все протоколы.
Администрация в Самаре готова была в обморок упасть. Они же это проектировать не хотели. Ни конструкторы, ни администрация. Тогда все проектировали простенько. Но раз согласовали, то пришлось делать. И опять выручили конструкторы (И.Б. Петрова, Г.Н. Филатов, В.Н. Овсищер, прим. А.А.).
Борис Иванович за этот проект пострадал. Он помог все протолкнуть и согласовать, но не вникал во внутреннюю стоимость объекта. Когда составили смету, она оказалась значительно больше той суммы, которую выделили в министерстве. Меня вызвали в Госплан, провели ревизию по полной программе: «Здесь у вас площадь завышена, здесь высота помещений. Тут то не так, это не так. Обрежьте это, сделайте то». Полукруглый диспетчерский зал внизу пришлось отрезать, кое-что уменьшить. А Бориса Ивановича за то, что он якобы прошляпил завышение сметной стоимости, — сняли с работы.
В то время ЭВМ набивали информацию на перфокарты. Окна на фасаде со стороны Волги должны быть в рамочках, в хороших пропорциях, должны напоминать пробоины на перфокарте. Ведь кроме диспетчерского зала здание в какой-то степени связано с вычислительной техникой того времени. Но до конца реализовать эту идею не получилось — надо было монолитные рамки отлить. Строительство плохо финансировалось, медленно.
Для Гидростроя это был непривычный объект — все эти консоли, железки маленькие (по их понятиям). Строительство затянулось и эти рамки мне некуда было заказать. «Давай делать из кирпича», — сказали мне. Зато в другом помогли. Я ездил в Киев, раздобыл плитку с ласточкиным хвостом. Я не хотел штукатурить здание. Хотел, чтобы оно было брутальным, серьезным, непохожим на обычное административное. Смотрелась плитка очень хорошо. Но это все потом демонтировали. По новым нормативам требовалось утепление. Если бы это был памятник архитектуры и если бы в Киеве продолжали продавать эту плитку…
Текст и современные фото: Армен Арутюнов.
Эскиз и фото макета: архив Алексея Герасимова.
Архивные фотографии из паблика «Совмод».
