В конце 1980-х на углу улиц Фрунзе и Льва Толстого достроили новое здания Самарской филармонии — яркий пример авторской модернистской архитектуры. Проект «Лица модернизма» публикует интервью автора проекта, архитектора Юрия Васильевича Храмова (1934-2018), записанное в 2018 году (публикуется впервые).
— Многие считают, что повторное использование элементов стоявшего на месте филармонии театра-цирка «Олимп» — это попытка воссоздать старое здание.
— «Олимп» был закрыт на два года, стоял без действия. Конструкции никуда не годились, прогнили. Там практически не было фундамента. То есть эта постройка была обречена, она могла прослужить недолго и в конце концов должна была развалиться. Поскольку новое здание филармонии по нашим законам мне не разрешили бы ни проектировать, ни строить, мы вынуждены были проектировать под эгидой восстановления и реконструкции старого здания. Тогда было открыто беспредельное финансирование, и я развернулся. Но с условием, чтобы это здание внешне напоминало старую постройку.
Мне пришлось восстанавливать на новой филармонии (конечно, объем и этажность выросли) всю архитектурную атрибутику. Меня обязали оставить декор, чтобы все-таки было что-то от реконструкции, а не только от нового строительства. Я без всякого сожаления восстановил скульптурную группу Аполлона и Эрато, маски и пегасов на фасадах, завершение парапетной части здания. Все это оставил так, как было, но, естественно, в новом исполнении. Купол и кровлю оставил как было, хотя этот объем был неудобный, его никак нельзя было эксплуатировать. Только так мне удалось уже начать разработку проекта нового здания.
— То есть это вынужденный постмодернизм получился?
— Да, вынужденный. Конечно, если бы мне разрешили, я бы сделал новое современное здание.
— Филармонию вы задвинули на десять или пятнадцать метров.
— На семнадцать. Это чтобы собрать зрителей. Старое здание стояло на красной линии, а там транспорт. Я даже не имел права так же ставить филармонию по нормативам, а мы им следовали неукоснительно. Надо было создать площадь перед зданием, чтобы могла собираться публика. Там я сделал цветники.
— Продумывался вопрос с парковками в то время? Было это в нормативах?
— Тогда ведь машин не было практически, как сейчас. Поэтому это уходило на второй план. Как позволяла ситуация, мы так и делали. За филармонией мне удалось сделать небольшую стояночку, но она скорее служебная. А чтобы комфортно поставить машину перед зданием — этого нет.
— Вы очень внимательно относились к выбору отделочных материалов.
— Мне самому пришлось ездить добывать белый гипс для отделки интерьеров. Где-то под Киевом пришлось искать карьеры, поскольку я не находил достаточно белого гипса. А мне нужен был только абсолютно белый. И я все-таки его нашел. Мрамор для отделки интерьеров удалось найти в Саяногорске. Мне дали легкий самолет, отвезли туда. Я посмотрел карьеры и случайно совершенно наткнулся на состав, который готовил для Киева уже готовые отборные полированные плитки. Я срочно связался с властями Самары, они между собой как-то договорились. Мне один вагончик отцепили и привезли для отделки филармонии. Таких историй было много.
— Были какие-то проблемы с гипсовым литьем. Детали ведь цельнолитые?
— Там работал Феликс Мкртчан. Он как-то узнал про филармонию, приехал из Еревана со своей бригадой.
— Из Еревана? Я думал, они были куйбышевцами.
— Нет-нет, они из Еревана приехали на долгую работу с бригадой. Когда началась отделка и работа по интерьерам, все эти детали мощные собирали из кусков. Это очень тяжелая и сложная работа. Делали формы из бетона, отливали эти детали и сами подвешивали в зале на потолке. Раковина перед сценой на толстых медных подвесках, чтобы долго служили. Они все это отливали, собирали, полировали, весь интерьер мне из белого гипса сделали. Особенно тяжело было с потолком. Леса там громоздили колоссальные и к этим конструкциям приделывали. В течение семи лет строилась филармония. Время было, сроки были неограниченные.
— Витражи Герасимов делал независимо?
— Работал он один, конечно, но от меня получал какую-то помощь. Я ему высказывал свое мнение, что мне хотелось. Допустим, размещение в левой части цветного витража в минорном стиле холодном. С правой стороны — в мажорном стиле теплый витраж. Я ему немножечко подсказывал.
— То есть концепция ваша была?
— Решение, что там разместить в глухих торцах в интерьерах, принимал, конечно, я. И пригласил его работать над филармонией. Слава Герасимов очень удачные работы сделал.
— Какие еще были решения в интерьере?
— Размещение кресел — у меня была задача как можно сильнее приблизить к сцене, поэтому пропорции зала были неклассическими. Сделал хороший уклон для видимости. И самое главное достоинство для музыкально-концертного зала — сделать хорошую акустику. Поэтому форма всех стен, балконов, их членение и мягкость, конструкция раковины над сценой и всех деталей из гипса — они были точно мной рассчитаны на акустику. Самое главное для концертного зала — хорошее объемное звучание. У меня было очень много сложных расчетов, построений акустических. Где должны быть прямой и первый отраженный звук, чтобы он создал какую-то объемность и получали его только зрители. И чтобы не было лишних вторых отражений. С этими расчетами мне пришлось повозиться очень долго, чтобы получить вот такой звуковой концертный зал.
— Мне всегда казалось, что вопросами акустики занимались профильные специалисты.
— Я обладал этими знаниями. У меня и литература была, и я много поездил в Гипротеатр, получал консультации от мастеров. И все расчеты проводил сам. В работе над филармонией участвовало четырнадцать заводов по изготовлению конструкций. А проектировал я все сам, каждую ручку, номерочек, вешалочку, никому не доверял.
— Орган появился в зале не сразу?
— При разработке всей сценической части вместе с обслуживающими комнатами, мне, конечно, с самого начала хотелось получить на сцене орган. Это дело сложное, я об этом и мечтать в то время не мог. Но все-таки мне удалось в арьерсцене, в задней части, выделить площадь для возможной будущей установки органа. И уговорить конструктора сделать под орган специальный фундамент. Много лет это стояло просто так. А потом случилось так, что я связался с немецкой фирмой, которая проектирует и устанавливает органы. Власти согласились. Пригласили эту компанию, они все осмотрели заранее, сделали проект, привезли и собрали орган на 52 регистра. Мне, конечно, хотелось немножечко побольше, но этого было достаточно для такого помещения.
— Получается, это была ваша идея установить орган в филармонии? Был же проект органного зала в старообрядческой церкви?
— Я участвовал в этом, осматривал со специалистами этот зал. Хотелось сделать там, но не получилось. Потом я подумал про филармонию.
— В Звезде для улучшения акустики вы использовали битое стекло. В филармонии этот способ применять не стали?
— Нет, я там сделал только подъемный механизм. В звезде этого не было, там просто яма оркестровая. А в филармонии мне хотелось при случае оркестр показать, вытащить его. Чтобы они могли работать и в яме, и на уровне сцены. Мы там придумали механизм, который поднимал всю эту платформу вместе с оркестром.
Текст: Армен Арутюнов.
Фотографии: Дмитрий Храмов.
Эскизы, фото макетов и архивные фотографии: из семейного архива Храмовых.
